Десятая жертва - Страница 229

229

Я заметил моего дорогого друга Теофиля Готье, почему-то он оказался выше, чем я ожидал.

– Как дела? – спросил я его.

– Вечер только разогревается, – ответил он. – Обычная толпа. Вот на этой кушетке ты можешь увидеть Делакруа, Буассара с дурацкой шляпой на голове и братьев Гонкуров, которые, как всегда, щеголяют надменным видом.

– А кто этот толстяк с чашкой кофе?

– Мсье Бальзак. Он приходит только ради беседы. Он говорит, что столько выпивает кофе и алкоголя, что у него развился иммунитет к воздействию Черного Дыма.

Краем глаза сквозь свет прожекторов я заметил, что Клови делает круговые движения рукой. Я истолковал их значение так, мол, он хочет, чтобы Готье и я походили по кругу, чтобы камера могла следить за нами. Я взял Готье под руку и медленно повел через комнату.

– А кто эти двое вон там? – спросил я, потому что двое мужчин только что вошли и суровым взглядом смотрели на происходившее.

– Тот, что слева, конечно, Вагнер, ты можешь определить это по его небрежному галстуку. А другой – восходящий молодой поэт по фамилии Рильке.

Вагнер и Рильке подошли к нам. Камера повернулась к ним.

– Алекс, ведь это ты под бородой, правда? – почти не шевеля губами, прошептал я Готье.

– Кто бы говорил, – ответил Готье. – Черт возьми, как поживаешь, Хоб?

– Я? Я прекрасно. Но, черт возьми, как ты? И, дьявол тебя побери, куда ты исчез?

– Позже поговорим, – сказал Алекс. – Откровенно, старина, я очень рад тебя видеть.

44. ДЕЛО ЗАКРЫТО; В ОДНОЙ РАКУШКЕ С АЛЕКСОМ

Вскоре Клови закончил съемку. Внизу в зале приемов устраивалась вечеринка для съемочной группы, это один из автографов Клови. Я снял костюм, избавился от грима и спустился вниз, постепенно теряя привилегии, какие были у Шарля Бодлера. Но я напомнил себе, что совсем не так ужасно быть добрым старым Хобом Драконианом, особенно когда он на грани завершения дела.

Я ждал, что Алекс бросит меня и снова улизнет. В конце концов, это было бы в духе того, что уже случилось. Но вышло совсем по-другому. Он разыскал меня в зале приемов, предложил удрать, где-нибудь выпить и поговорить. Мы ушли с вечеринки и взяли такси. Алекс знал студенческую забегаловку недалеко от Пантеона, и мы пошли туда. Не помню, как она называлась. По-моему, «Позолоченная ракушка», потому что все в Париже если не золотое, то, по крайней мере, позолоченное.

Там на маленькой, залитой светом площадке очень медленно танцевали пары под звуки барабана, электрогитары и коктейльной палочки. Они танцевали слишком медленно. Должны были так танцевать, контролируя свои движения. Старая игра с силой воли. Мы уже видели такое и раньше. Танцующие носили туалеты, показанные в этом году в салонах моды, и, наверно, имели какое-то отношение к моде в творчестве Клови. Почему кого-то могут интересовать нелепые идеи Клови насчет туфель Бодлера? Меня раздражала его зацикленность на важности этого символа. Кто, по его мнению, он такой? Нелепый позер, похлопывающий по спине дух времени и проповедующий с несуществующей кафедры.

Оркестр был именно такой, какой и можно ожидать в подобном претенциозном месте. Мандолина и деревянная флейта играли народные песни Бретани. Мы заказали кувшин горького бельгийского пива и блюдо мидий в пряном соусе и начали разговор.

Алекс не очень изменился за те десять лет, что я не видел его. Он выглядел хорошо, высокий, мускулистый блондин. Однако он казался немного запуганным, тщательно выбирал столик, сел спиной к стене, чтобы видеть всех входивших и выходивших.

– Так что нового? – спросил Алекс.

– Что может быть нового? – пожал я плечами. – Я теперь частный детектив, по-моему, это ново.

– Полная перемена по сравнению со старыми временами, – заметил Алекс. – Ты больше не играешь даже в покер?

– Редко.

– А как продвигается детективный бизнес?

– Неплохо. Я нашел тебя.

– Да, ты нашел. Но это не в счет. Фактически я все время пытался встретиться с тобой.

– Ты? Почему?

– Хоб, мне нужна помощь. Конечно, я готов заплатить за нее.

– В каком деле?

История Алекса началась несколько лет назад. Как и я, он оставил Европу, вернулся в Соединенные Штаты и начал искать работу. Адвокатский экзамен он сдал несколько лет назад в Вашингтоне, округ Колумбия. Теперь с помощью одного из дядей он пошел работать в корпорацию Селуина, в группу основателей фондов. Шел 1985 год. В 1986-м Алекс обнаружил, что находится в центре интересной ситуации: собирает деньги в фонд помощи никарагуанским контрас и для секретной операции в Иране, которую Белый дом пропагандировал в те годы. Тогда за махинации при сборе денег для этих фондов кое-кто попал в газеты. Хотя Селуин и другие были замешаны в этом деле не меньше.

Как раз в то время Алекс встретил Ракель, одного из секретарей группы Селуина. Она и Алекс начали встречаться. Через месяц они переехали в маленькую квартиру в Джорджтауне. Алекс продолжал работать у Селуина.

Прошло еще несколько месяцев, и Алекс помимо воли стал замечать, что собрано очень много денег для различных проектов, касавшихся никарагуанских контрас и Ирана. Но сколько бы денег ни поступало, борцам вроде бы перепадало все меньше и меньше. Создалась любопытная ситуация. Все совершалось под лозунгами патриотизма. Однако трудно было отделаться от впечатления, что некоторые люди делали на патриотизме очень большие деньги.

Потом пришел 1987 год, и вдруг Иран и никарагуанские контрас попали в газеты. Фонды помощи оказались связаны, их окрестили «Иран-Контрас», а дело получило название «Ирангейт». Кейси, одному из шефов проекта, сделали операцию на мозге, здоровье к нему не вернулось, и вскоре он умер. Полковника Оливера Норта застрелили. Адмирал Пойндекстер, старший над Алексом, попал под подозрение. Многие попадали под подозрение еще до того, как их выуживало правосудие.

229