Десятая жертва - Страница 202

202

Часть IV

17. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ

Хотя голос ничего такого не сказал, я понял, что у его обладателя есть пистолет. Окажись я на его месте, я бы на всякий случай прихватил оружие. Поэтому я решил не делать резких движений и вообще ничего такого, что могло бы встревожить голос (хотя он звучал вполне спокойно) и вызвать преждевременную или, скажем так, ошибочную стрельбу. Кроме принятого решения, у меня в настоящий момент не оставалось никакого эффективного хода. Я уже закрыл за собой дверь. Бежать было некуда.

– Могу я сесть? – спросил я.

– Устраивайтесь поудобнее, – ответил голос. Он говорил по-английски, но с французским акцентом, как и следовало ожидать. Лунный свет струился через высокие с белыми шторами окна, рисуя на полу тропинку желтого цвета и создавая во всей комнате призрачное освещение. Шкаф прижался к углу комнаты, словно сказочное чудовище. Из темноты выступало кресло, и я плюхнулся в него.

Выдержав подходящую паузу, я заговорил:

– О'кей, вы собираетесь сказать мне, что все это значит, или будем сидеть в темноте и молчать?

– Я действую в интересах некоторых моих друзей, – ответил голос.

– И как это надо понимать? – спросил я.

– В поле нашего внимания попало то обстоятельство, что вы ищете Алекса Синклера.

– Правильно, – подтвердил я.

– Вероятно, мои друзья могут помочь.

– Прекрасно. Я плачу за информацию. Передайте вашим друзьям, пусть они позвонят мне. Завтра утром лучшее время. Или, когда будете уходить, оставьте мне их телефон, я позвоню сам.

– По-моему, самое лучшее, если мы встретимся с ними прямо сейчас.

– Я был бы счастлив, – почти согласился я, – но фактически у меня через несколько минут назначено свидание. Почему бы нам не договориться о встрече? Ленч завтра – подходит? Я угощаю.

– Симпатичное предложение, мсье Об, но не подходит. Мои друзья настаивают – они хотят видеть вас сейчас. Вы пойдете тихо и культурно или предпочитаете устроить себе и мне неприятности?

– Это полностью зависит от того, вооружены вы или нет, – ответил я.

– Остерегайтесь ошибки, – предупредил голос, – я вооружен.

– Сказать легко, – возразил я. – Разве я должен верить вам на слово?

– Ладно, – фыркнул голос. – Включите свет.

Я выполнил распоряжение. При верхнем свете обнаружился мужчина средних лет и мрачного вида. Землистое лицо в следах оспы. Синяя щетина выступала из желтоватой кожи, будто иглы стальной щетки, проткнувшие серовато-зеленую простыню. Длинный черный плащ и черный котелок дополняли картину. Он выглядел как интеллектуал, загримированный под гангстера тридцатых годов. С таким маскарадом французы справляются очень хорошо. В правой руке зловеще мерцала синяя сталь автоматического пистолета.

– Принимаю на веру, что он заряжен, – буркнул я. – Есть такое понятие, как слишком далеко зашедшее доверие. Куда мы отправимся, и собираетесь ли вы тыкать в меня этой штукой на улице?

– Он будет у меня в кармане, – сказал мужчина, пряча пистолет. – Не заставляйте меня стрелять, иначе будут испорчены два пиджака, не говоря уже о вашем здоровье.

Итак, мы вышли в июньскую ночь.

Париж широко известен как город, вызывающий сильное сердечное волнение. Особенно когда вы идете по улице, а пистолет упирается вам в ребра. Мысли о побеге носились у меня в мозгу, как маленькие серые кролики. Что помешает мне неожиданно рвануть, забежать в аллею, или в театр, или в бар, или в секс-шоп, или даже нырнуть в жандармерию, мимо которой мы как раз проходили? Я с сожалением отбросил эту мысль. Черные лебеди осторожности вернули мне здравый смысл. Любое внезапное движение могло вызвать у этого центуриона неизвестной мне вражеской армии приток адреналина в кровь и обострение соответствующих рефлексов. Если его настороженный палец лежит на спусковом крючке, то резкое движение с моей стороны может заставить его выстрелить раньше, чем он поймет, что этого делать не стоит. И, конечно, после этого он вполне мог скрыться, потому что в Париже никто не обращает внимания на шум, если он не такой громкий, как взрыв средних размеров бомбы, и не такой дробно-назойливый, как автоматная очередь.

Так я и шел. И пока я шел, я думал. Одно из преимуществ вечерней прогулки с пистолетом, упирающимся в ребра, в том, что она способствует истинно высокой оценке даже самых незначительных радостей. Таких, как появление на тротуаре старого друга с белым раскрашенным лицом, имитирующего походку прохожих.

– Привет, Арне, – бросил я, когда мы поравнялись с ним. Я надеялся, что он уловит в моем голосе ноту отчаяния.

Арне сделал преувеличенно низкий поклон, засунул правую руку в карман, подражая моему похитителю, и сбоку чуть позади пристроился к нам. Самое время разыгрывать дурака! Лицо Арне приняло озабоченно-злое выражение. Глаза бегали взад-вперед. Он в совершенстве изображал вороватую подозрительность, и моему похитителю это не понравилось. Он сделал угрожающий жест в сторону Арне. Арне с преувеличением повторил его.

Вот он, мой шанс. В те несколько мгновений, пока разыгрывается это двойное представление, я сумею улизнуть.

Или, вернее, я бы сумел улизнуть, если бы не заметил в толпе бесспорно представительную фигуру в темно-синем костюме с красной гвоздикой. Мистер Тони Романья.

Я решил, что тут слишком много загадок и будет лучше, если я немедленно разгадаю хотя бы одну из них.

– Уберите этот дурацкий пистолет, – бросил я своему похитителю. – Ведите, куда вам приказано меня доставить.

– Вы хотите сказать, что я могу доверять вам?

– Конечно.

202